Александр Дугин: Тренд на Запад должен быть отменен

Руководитель Центра консервативных исследований, профессор МГУ Александр Дугин размышляет о текущей политической ситуации, предстоящих президентских выборах, оценивает влияние на духовную и социальную ситуацию политики либеральных элит.

– По телевизору крутят рекламу кваса, сопровождая ее призывом «Никола – быть русским по приколу». Имя народа превратили в рекламный бренд. Получается, все на продажу.

– В торговой цивилизации, в которой мы живем, все ценности имеют определенный торговый, ценовой эквивалент. То есть все можно продать, все можно купить. И вот эта коммерциализация ценностей является признаком калькулирующего современного мышления, которое заменяет собой сознание философское, религиозное, этическое, духовное.

Эта цивилизация порочна насквозь. Когда мы говорим, что все ценности имеют материальное, финансовое, экономическое выражение, т. е. подвержены коммерциализации, мы говорим просто об основной черте нашей цивилизации. И в этом отношении не надо удивляться, что слово «русский» становится рекламным брендом – неважно, в позитивном или отрицательном значении его используют. Сам народ хотят превратить в бренд, который эксплуатируется для извлечения прибыли.

И это еще далеко не предел. Последние тридцать лет в Америке очень распространено течение в социологии, которое рассматривает религию как одну из самых удачных форм коммерческого предприятия. Оно трактует христианство как наиболее конкурентоспособное и рентабельное производство, существующее за счет выпуска религиозных символов и учений вроде спасения души. Таким образом, уже само божество в западной цивилизации трактуется и рассматривается как торговый бренд.

С прискорбием должен признать, идут процессы интеграции в так называемый «либеральный мир» тотальной коммерциализации. А потому и не надо удивляться, что такие священные для нас понятия, как, например, Бог, церковь, русские, государство, этика, семья, вера, верность, – все это становится объектом коммерческой эксплуатации. Чем больше мы говорим, что Россия – часть Запада, тем больше мы открываем дорогу коммерческой эксплуатации любых ценностей. В том числе и священных.

Поэтому ожидания и упования на то, что появятся некие механизмы, препятствующие появлению подобного рода оскорбительных для русских людей реклам, напрасны. Ничего не появится. Просто потому, что не может появиться по определению. Западный мир – это мир антихриста. Курс на интеграцию в западный мир, под любым предлогом, на основании любых мотиваций, содержит риск подписаться под участием в проекте антихриста. Какие претензии и к кому после этого можно будет предъявлять? Никаких. Просто мы должны быть к этому готовы.

– Мы-то, может, и собрались на Запад, да вот Запад, судя по всему, не очень-то нас ждет и хочет.

– Почему не хочет? Очень даже хочет. Запад очень хочет нас вобрать в себя для того, чтобы хранить здесь ядерные отходы, прочий мусор. Западная цивилизация производит 90% существующего мирового мусора. Это очень небольшая часть мировой цивилизации, которая, тем не менее, производит весь мусор мира. И вот этот мусор надо где-то хранить. Это очень серьезная проблема. Гигантские земли Российской Федерации – идеальный могильник, идеальное хранилище для мусора, потому что они очень большие, малонаселенные и их легко можно превратить в гигантскую свалку. Поэтому на Западе в их концепции разделения труда России отводится роль помойки.

И мы сможем заработать очень много денег, если согласимся на их условия. Наши либеральные элиты это очень хорошо понимают, и – главное – их вполне устраивает то место в мировом распределении труда, которое отводится России западными партнерами.

Смотрите, что происходит. Наши лучшие мозги работают и оживляют американские, европейские и даже теперь азиатские научные центры. Мой очень хороший знакомый – крупнейший физик – возглавляет сейчас два института, один корейский, другой японский. Японцы и южные корейцы понимают значение этого человека, дают ему институты, бюджеты, финансирование, сладкую жизнь.

А в России ему предлагают 7 тысяч рублей зарплаты и должность младшего научного сотрудника… У него тут только один шанс выжить и продержаться – если он начнет воровать, продаст какую-нибудь ядерную установку, тогда, может быть, сможет достойно существовать. В этом случае будем считать, что ему повезет. Но у него вряд ли получится что-нибудь украсть и продать. Он человек отвлеченный. Его наука интересует, поэтому ничего воровать он не будет, а просто сгинет здесь и сопьется.

Пример, который я здесь привел с моим знакомым, возглавляющим азиатские научные центры, – не исключение, а правило, вот что страшно. Сегодня в любых исследовательских институтах, которыми так сильна западная цивилизация, можно встретить прекрасных русских ученых. А что им еще остается делать?

Поэтому можно смело говорить, что нас принимают на Западе как равных в рамках распределения труда. От нас берут все самое лучшее – причем бесплатно. Они платят нашим ученым столько, сколько любому своему научному сотруднику. А государству и народу с того, что наши гении там работают и получают по 10 тысяч долларов, по 15 тысяч долларов, ничего не прибавляется. Затраты на их подготовку никак не возвращаются…

Я думаю, что продолжение такого курса в ближайшие 10 лет может привести Россию к краху. Этот курс не может дальше существовать. Наше либеральное крыло в руководстве, которое не просто настаивает на сохранении регрессивной тенденции, но стремится ее ускорить, толкает Россию в пропасть. Мы стоим в очередной раз, как в 91-м году, как в 93-м году, на краю пропасти.

– Вы считаете, что ситуацию не исправить?

– Только возвращение Путина может ситуацию исправить.

Повторяю, Россия в очередной раз на грани гибели. Мы неоднократно оказывались на краю бездны в нашей истории, а иногда и падали в эту бездну. Об этом надо говорить прямо и открыто. В этом ничего нет излишне алармистского. Просто это надо признать как данность. Вот и сегодня мы в очередной раз стоим на краю пропасти. Мы уже скользим туда. А кое-кто нас удачно подталкивает.

– И что Вы предлагаете?

– Тренд на Запад должен быть отменен. Отменен радикальным образом. Но для этого должна быть воля, решительность, уверенность. Для этого должна быть, если угодно, философская, почти религиозная решимость изменить ход вещей, по крайней мере для России, а может быть, во всем мире. Но есть ли такая решимость, такое сознание, такая философия, такой вот некий религиозный импульс у Путина, который вскоре может вернуться и занять высший пост в государстве?

– Вы говорите о возвращении Путина так, будто это дело уже абсолютно решенное.

– Он не имеет права не приходить. Он вернется. Но если он не вернется, будет катастрофа сразу. Мы впадем в хаос немедленно. Но об этом как о самом страшном сценарии даже не хочется думать. Ведь когда вы выходите на улицу, вы же не думаете, что вам на голову упадет кирпич, хотя такой вариант вполне возможен. Даже балконы срываются, верно? Но мы же выходим из дома в расчете на то, что балкон не упадет.

Понимаете, к чему я веду? То есть если Путин не выдвинется в президенты, это будет означать для России катастрофу. В этом случае балкон обрушится нам на голову. Но тогда все. Тогда конец. А потому мы этот вариант даже не рассматриваем.

Поэтому мы исходим из того, что Путин будет баллотироваться в президенты. Но вопрос в другом. Вот возвращается Путин – и что? Он возвращается в лучшую ситуацию, чем та, которая была, когда он оставил пост президента? Нет, конечно, он возвращается в ситуацию гораздо худшую. И произошло это благодаря либеральному тренду, благодаря ориентации на Запад.

То есть Владимир Владимирович возвращается в ситуацию более запущенную, чем она была, когда он уходил. Но мы не знаем ничего, что он собирается делать после своего возвращения. Он не дает нам никаких знаков. Он, наверное, как разведчик, что-то скрывает, что-то у него есть в запасе, какие-то планы, наметки. На уровне руководства такой великой страны, как Россия, не иметь стратегического, философского, метафизического, исторического плана недопустимо.

Любой здравомыслящий человек понимает, что Путин должен возвращаться, что без него уж никак. Все его ждут. Но как политолог, как человек, который на протяжении вот уже 10 лет активно его поддерживал и продолжает поддерживать, я считаю, что без философского плана в окружении политтехнологов Путину будет сложно справиться с задачами и вызовами, стоящими перед страной.

– Поможет ли нам инстинкт выживания народа? Вспомним историю, пример первых христиан, которые сумели спастись среди разлагающегося Рима и в итоге образовали мощнейшую империю, которая доминировала в мире свыше тысячи лет.

– Первые христиане представляли собой ультраидеалистическую, ориентированную на живое присутствие трансцендентного начала духовную общность. Для них высокое и далекое, потустороннее и божественное было здесь и сейчас наглядно явленно. Русский народ сегодня такой общностью не является даже в потенции. Мы стали чрезвычайно материальными. Мы слиплись с материей. Нам идеи, как об стену горох. Идеи мы не воспринимаем. Соответственно вот эта высокая резистентность, сопротивляемость христианских общин в первые эпохи, конечно, очень сильно контрастирует с пассивным, вялым, бытовым иждивенчеством нашего времени. Наше христианство – оно не теплое и не горячее.

Я сам православный человек, я все это вижу, знаю, переживаю за это, конечно. Мы сейчас представляем собой общество и народ в последней степени разложения. Что-то в нем, может, и сохраняется. Но мы свое наследие методично проматываем. Вначале мы отказались от Бога в пользу социальной справедливости, в пользу имманентной религиозности, социалистической. Но потом мы и от нее отказались! Мы отказались от имманентной религиозности и стали поклоняться либеральным ценностям, провозгласили индивидуализм, заявили: пусть каждый живет, как хочет. Мы стали обществом циников, обществом потребителей.

Конечно, есть отец Тихон Шевкунов. Он иногда даже появляется в телевизоре. Шевкунов очень хороший человек, но он невнятен, тих. И на фоне моря мерзавцев, вырожденцев, либералов один отец Тихон – это катастрофически мало.

Или вот Патриарх. Ярчайший человек. Но мне кажется, что большая часть элиты его, в известном смысле, побаивается. Потому что он уверенный, мощный, волевой человек с ценностями. Именно поэтому его тоже начинают маргинализировать. Раньше говорили, что, дескать, предыдущий Патриарх Алексий Второй – пожилой, тихий, молитвенный человек. И в этом видели его недостатки как общественного деятеля. Но вот мы получили молодого, активного, умного, патриотичного вождя – вождя церкви, церковного князя. Вождя паствы.

И что? У меня складывается впечатление, что его значение, его роль в обществе начинают методично занижать. Это я все знаю, это я все вижу. И вот в такой ситуации говорить о том, что народ сможет сохранить свою ценностную систему, переждать и возродиться, как-то не приходится.

– Пусть не весь народ, а какая-то его часть, страта.

– Я не вижу этой страты. Простой народ, конечно, очень много хранит духовных ценностей. Но он пассивно хранит. Он не способен никак активировать это свое духовное богатство. В церковном обществе многие прекрасные люди пребывают. Но многие оттуда и уходят. Потому что разочаровываются. Само церковоначалие после советского периода до сих пор не может в себя прийти. Было сложное испытание и церковные иерархи после этого до сих пор никак не могут оправиться.

Интеллигенция же часто разложена, значительная ее часть к тому же либеральна. Научная среда, к которой я принадлежу, поскольку преподаю в МГУ, социально запугана, затеряна, деморализована, она получает меньше, чем любой гастарбайтер, и ее представители чувствуют себя людьми второго сорта. Это – первое.

Второе – я согласен, что русский народ очень здоровый в сердце своем. Но!.. Мы сейчас сидим, разговариваем, и в этот момент происходит убийство этического начала в русском народе – запрограммированное, запланированное через внедрение индивидуалистических, конформистских, потребительских, консьюмеристских ценностей. То есть та система информационной обработки, в которой народ живет и которую он не может игнорировать, убивает душу. И что нам делать? Если мы будем одновременно убивать духовное начало собственного народа и при этом говорить – ты выдержишь, ты сможешь, – то как мы сами при этом будем выглядеть? Тут надо что-то радикально менять.

И третье – я считаю, что этнос как таковой способен лишь хранить ценности, которые на каком-то этапе в него вкладывают. Вот приняли князья веру, русский народ ее взял и бережно-бережно нес. До какого-то момента, пока не уронил. В 17-м году мы отказались от Бога. И вот эта роль элиты в сохранении таких духовных или этических ценностей колоссальна. Потому что элита их вбрасывает. Элита их провозглашает. Элита их, если угодно, навязывает. А сегодня элита – это наше слабое место. И при такой элите сейчас надеяться, что народ вопреки всему сохранит духовное здоровье, не приходится.

Может быть, и сохранит, но это уже не рационально. Это уже выходит за рамки всякого социологического прогноза и имеет отношение к таким сферам, в которые нам с нашим интеллектом, мне кажется, лучше и не соваться.

Спасти нас может что-то, что лежит за пределами рационального. Но давайте эти темы всуе не поминать. Если нам суждено спастись, несмотря на то, что мы сделали все, чтобы быть проклятыми – ну, может, в этом есть какой-то промысел. Понимаете, грешник может уповать на спасение, но для этого необходимо покаяние. А мы в этом направлении не делаем ни одного шага.

– О каком покаянии вы говорите?

– Покаяние – это платоновский термин, по-гречески «метаноя». Оно означает изменение сознания. Что значит изменение сознания? «Метаноя» – это изменение сознания от материальных ценностей, физических ценностей, объектных – к тем, которые находятся в душе и выше. То есть покаяние – это переориентация сознания. Это не просто раскаяние в грехах, это изменение всего мировоззрения от материалистического к идеалистическому. Есть ли признаки такого покаяния, такой «метанои» в нашем обществе? Нигде!

И вот пока у нас нет такой готовности к покаянию, к изменению сознания, я думаю, что даже божественная воля, божественная благодать просто обойдет нас стороной. Если вы здесь смердите, если вы смотрите «Дом-2», если вы выбираете то дерьмо, которое выбираете, то вы просто не хотите быть спасенными. Если нам нравиться все как есть, то дух обойдет нас.

Мы всегда были уделом Пресвятой Богородицы, всегда были славны вот этой вот верностью Богу, принципам – а теперь начали их продавать постепенно, начали от них отказываться. Вот нам и послали в наказание эту либеральную элиту.

– Не поздно ли наказание наступило, после семидесяти лет советской власти?

– На самом деле оно и раньше нас преследовало, когда церковь уничтожали, когда Емельян Ярославский устраивал религиозные гонения. Но на протяжении советской власти была имманентная религия справедливости. Это плохо по сравнению с христианством. Христианство гораздо лучше. Но это все-таки была религия справедливости. А теперь возникла религия несправедливости. Пришло чистое и открытое зло. После зла социализма пришло гиперзло либерализма. Я думаю, что это не случайно, потому что, конечно, нельзя строить царство справедливости без Бога, вот мы его и не достроили. Но справедливость – это все-таки что-то такое хорошее. Это возвышение, это все-таки нравственность, это самопреодоление. А теперь у нас и это отняли.

…Знаете, в Евангелии есть слова про то, что людям, которые предают священные идеалы, лучше не родиться. Им сразу надо повесить себе камень на шею и броситься в воду. Все те, кто предает Россию, кто предает народ, кто продает православие, – тем лучше не родиться.

Они не спасутся. Они напрямую отправятся к Иуде на дно ада навечно.

Те же, кто, как мы думаем, придут к власти, должны понимать: ответственность огромна – дано много, но и спросится много. Не на земле, на земле – это ерунда. А там, за чертой – самая серьезная расплата.